8-9-228-340-300
Сейчас 
7317 
1931 год, строительство Орского мясокомбината. Фото из фондов Орского краеведческого музея
В мае 1936 года в орский горсовет поступило письмо. На конверте был указан адрес отправителя: Москва, Кремль. В письмо содержалось требование: разобраться в деле одного местного жителя – слесаря, работающего на строительстве Орского мясокомбината. Сложность заключалась в том, что слесарь этот был… бароном. И в наш город он прибыл не по своей воле.
Письмо, пришедшее в Орск из самого Кремля
59-летний Пётр Фитингоф написал в Москву, в Центризбирком, заявление, в котором просил пересмотреть своё дело, восстановить в избирательных правах и позволить покинуть Орск, вернуться к семье, живущей в Ленинграде.
О том, как важны были в 30-х годах избирательные права, мы уже рассказывали. Дело вовсе не в том, что граждане СССР очень уж хотели ходить на выборы, а в том, что лишённые этих прав – лишенцы – были людьми второго сорта, отверженными…
Заявление Петра Фитингофа, направленное во ВЦИК
Так вот, Пётр Фитингоф считал, что его лишили прав и отправили в орскую ссылку по ошибке:
17-го марта 1935 года по постановлению органов НКВД я был выслан из г. Ленинграда в г. Оренбург, откуда в скором времени был направлен в г. Орск, где и работаю в качестве слесаря на Мясохладстрое. Считая это постановление недоразумением, что видно из предлагаемого моего жизнеописания, прошу о восстановлении меня в избирательных правах, коих я лишён по прибытии в г. Орск, и о снятии высылки – в виду крайне тяжёлых по моему возрасту и болезненному состоянию (грудная жаба) жизненных и климатических условий.
«Грудная жаба» — это народное название стенокардии. Проще говоря, у 59-летнего Петра Георгиевича было больное сердце – и тяжёлая физическая работа, сопряжённая с почти невыносимыми условиями жизни (лишенцы получали продовольственные карточки не по взрослой рабочей, а по детской норме, то есть, проще говоря, постоянно голодали; у них возникли большие сложности с получением медицинской помощи и т.д.) улучшению его самочувствия никак не способствовало. А ещё сердце болело за семью: его сын, талантливый художник Георгий Фитингоф, тогда находился в ленинградской тюрьме, и судьба его, конечно, беспокоила отца-слесаря…
1934 год, Орск, Красная (до революции — Соборная) площадь. Фото из фондов Орского краеведческого музея
Впрочем, слесарем-то он стал на старости лет – при прежнем режиме Пётр Фитингоф был судьёй!
«Жизнеописание» Петра Фитингофа с его же, внизу листа, подписью
Происходил он из бедного, но очень древнего дворянского рода: первые сведения о его предке, остзейском бароне Фитингофе, датируются 1230 годом. Вообще, отсзейские бароны произошли от немецких и шведских рыцарей, в основном принадлежавших к Тевтонскому ордену, осевших в Прибалтике и со временем вошедших в состав российского дворянства; но русские дворяне смотрели на них, как правило, несколько свысока… Вот что он сам говорил о своём детстве и юности в «жизнеописании», отправленном в Кремль:
Родился в 1877 году в г. Витебске в семье чиновника. По окончании гимназии в г. Смоленске поступил на юридический факультет Петербургского университета, который окончил в 1905 году.
В столице молодому юристу работы не нашлось, ему пришлось ехать в Среднюю Азию:
В 1910 г. был назначен мировым судьёй в г. Пржевальск [сейчас это город Каракол, располагается он в Киргизии, на берегу озера Иссык-Куль], после чего служил судебным следователем при верненском суде [Верный – это нынешняя Алма-Ата, до недавнего времени — столица Казахстана]. В 1912 г., приехав в отпуск в г. Петербург, получил их г. Верного назначение на должность товарища [то есть заместителя — так это тогда называлось] прокурора, но к исполнению этой должности не приступал, а остался в Петербурге, состоя в должности делопроизводителя в министерстве юстиции.
После революции его юридическая карьера, разумеется, прервалась. Бывший судья работал на тех участках, которые определялись новой властью. Сначала это был труд интеллектуальный, но со временем он стал заменяться физическим.
После Октябрьской революции работал в Р.К.И. [рабоче-крестьянской инспекции] водного транспорта, счетоводом в тресте Ленинградодежда, и ряд лет по направлениям Биржи Труда.
Так продолжалось до первой «чистки». В 1929-30 годах они проводились по всей стране: власти искали, кто из «бывших» пристроился к государственным учреждениям и работает себе под видом скромного сов[етского]служащего, а сам – купеческий сынок, или, хуже того, дворянин. Такие, конечно, с работы вылетали. А, поскольку почти все совслужащие могли быть отнесены к классово-чуждым элементам (откуда бы взяться инженерам, юристам, экономистам рабочего или крестьянского происхождения?), чисток этих боялись. Помните, в «Золотом телёнке» бухгалтер Берлага решил на время, пока всё не уляжется, спрятаться в сумасшедшем доме, а потом оказалось, что там все пациенты такие, все чистку пережидают… И в юмористических журналах того времени печатали разухабистый стишок под названием «Молитва безбожника перед чисткой»: «Пронеси, Исусе, чистку, / Скрой от масс мои грехи, / Дай мне маму металлистку, / Дай мне папу от сохи»!
1932-1934 годы, здание холодильника Орского мясокомбината. Фото из фондов Орского краеведческого музея
И вот Пётр Фитингоф в такую чистку угодил. Шутка ли – барон!
При проверке состоящих на учёте биржи труда был снят, как бывший барон, с учёта, и лишён избирательных прав. Подав заявление во ВЦИК, был восстановлен в избирательных правах. Последние пять лет работал в лабораториях научных институтов при Академии Наук в качестве слесаря.
Почему ВЦИК пересмотрел его дело? Может быть, потому, что крупные большевики действительно разобрались, прониклись, осознали… Но есть и другой вариант.
Дело в том, что у Петра Фитингофа был старший брат, Павел. И он дружил с Луначарским – тем самым, матёрым революционером Анатолием Васильевичем Луначарским, который после революции стал первым наркомом просвещения! Павел Фитингоф даже пострадал немного через эту дружбу: за укрывательство Луначарского и передачу его писем он в своё время арестовывался жандармами; впрочем, серьёзных последствий этот арест не имел. И вот, когда братья Фитингофы были «вычищены», нарком, похоже, замолвил за них словечко. Павел, геолог по профессии, продолжил искать полезные ископаемые вдали от столицы, а Петр стал работать, пусть и слесарем, в науке.
Народный комиссар просвещения Анатолий Луначарский, его ещё называли «спасителем интеллигенции». Фото из открытых источников
Но в 1933 году Анатолий Луначарский умер. А в 1935 обоих братьев снова «вычистили» и сослали. Павла – в посёлок Семиозёрный Актюбинской области (где он через 3 месяца умер от язвы желудка), а Петра – к нам, в Орск.
Пётр Георгиевич пытался снова добиться сочувствия у ВЦИКа, говорил, что дворянский титул не принёс ему никаких льгот, он всегда жил своим трудом:
Недвижимой собственности и капитала никогда не имел, последние классы гимназии и студенческие годы существовал уроками, поскольку отец мой умер, когда мне было 3 года.
К каким выводам пришли советские чиновники, изучив жалобу слесаря Фитингофа, мы не знаем – соответствующих документов в архиве нет. Но есть другие документы, из которых нам известно, что к 10 сентября 1937 года он всё ещё жил в Орске, хотя и трудился на другой должности – преподавал латынь студенткам городской акушерской школы. То ли местные чиновники, пожалев, выделили ему работу полегче, то ли (это более вероятно) в школу, открытую летом 1936, потребовался учитель латыни, а где его взять в Орске? Вот и сгодился бывший юрист…
Почему известно, что именно 10 сентября 1937 он работал в этой школе? Да потому, что это дата его ареста. 60-летнего Петра Фитингофа взяли под стражу и предъявили обвинение по пункту 11 статьи 58 (активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственных или особо секретных должностях при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны). Следствие велось не долго: через месяц с небольшим, 23 октября того же года, тройка УНКВД Оренбургской области приговорила его к высшей мере наказания. Пётр Фитингоф был расстрелян в Оренбургской тюрьме, а тело его, вероятнее всего, было захоронено в Зауральной роще – как и тысячи других тел…
Памятник жертвам репрессий в Зауральной роще Оренбурга. Установлен на месте массового захоронения. Фото с сайта Оренбургского горсовета
Ну, и в заключение. Помните, мы упоминали его сына, художника Георгия Фитингофа, который тоже угодил в тюрьму, как бывший «баронёнок»? О, как ни удивительно, уцелел. И стал одним из лучших художников-иллюстраторов Советского Союза. Пережил блокаду Ленинграда и нарисовал картинки к огромному количеству детских книжек: «Витя Малеев в школе и дома», «Необыкновенные приключения Карика и Вали», «Приключения Тома Сойера», «Человек-невидимка». А ещё он создавал удивительные иллюстрации для журнала «Вокруг света»… Посмотрите, вам наверняка попадутся картинки из ваших любимых книг:
Данные иллюстрации, созданные Георгием Фитингофом, взяты из статьи Александра Юзбашева на сайте illustrators.ru
За помощь в подготовке материала автор благодарит Орский филиал Государственного архива Оренбургской области (директор Инна Ершова) и Орский краеведческий музей (директор Галина Белова).
