8-9-228-340-300
Сейчас 
3611 
1914 год, улица Большая (теперь — Советская). Фото из фондов Орского краеведческого музея
В марте 1876 года в полицию заявился некий Федот Попов. Он положил на стол полицейского чиновника «объявление» (сейчас мы называем это заявлением, а тогда так было принято). Он требовал вернуть ему молодую жену, которую забрали у него тесть с тёщей.
Титульный лист архивного дела
Федот числился мещанином — в дореволюционной России принадлежность к сословию указывалась во всех документах, это было принципиально. Ведь у всех имелись свои обязанности и свои привилегии. Дворян, даже совершивших самые жуткие уголовные преступления, требовалось содержать в специальных «чистых» камерах, их не заставляли работать и, уж конечно, не наказывали розгами. Купцов 1 и 2 гильдии тоже было запрещено пороть, а вот купцов 3 гильдии — пожалуйста. Существенные преимущества, скажем, имелись у казаков перед крестьянами. Поэтому, если составлялась любая официальная бумага, в ней непременно указывалось: «купец Иванов», «солдат Петров», «казак Сидоров».
А вот Федот Попов был мещанином. Это было одно из низших сословий в империи. Мещанин — от слова «место», то есть город. К сословию причислялись люди, жившие в городе и занимавшиеся ремёслами (бондари делали бочки, шорники — конскую сбрую, кузнецы ковали гвозди и так далее) либо мелкой торговлей. Кто занимался крупной и наживал капитал более тысячи рублей, становились купцами. Кому не так везло, оставались мещанами. Мещане платили подати, как и крестьяне, их так же забирали в рекруты, они ограничивались в свободе передвижения — то есть не мог мещанин просто так, без разрешения, взять и переехать в другой город… В общем, Федот явно не относился к числу самых уважаемых орчан. Судя по тому, что за него под «объявлением» расписался некий «юнкеръ», он был ещё и неграмотным.
Итак, что же произошло? Рассказывает сам Федот.
В начале этого года был сочетан браком с девицей отставного солдата Дарьей Васильевой, с которой, проживши в нашем семействе не более двух месяцев, жена моя Дарья почему-то от меня ушла самовольно, не объясняя никому из моих родных, и до сего времени находится в доме отца своего, отставного солдата Астафья Васильева.
Молодая жена Дарья по своему статусу (точнее, статусу своего отца) была примерно ровней Федоту. Сам Астафий, то есть её отец, происходил, скорее всего, из крестьян или тех же мещан, отбыл долгую военную службу (в той же Орской крепости, вероятно), а, выйдя в отставку, завёл семью и прикупил домик в Форштадте — именно там обычно селились «военные пенсионеры» того времени.
Кстати, именно Астафий и науськал дочку Дарью на молодого мужа, считал Федот.
Жена моя, Дарья Астафьева [т. е. Астафьевна] ушла от меня без всякой видимой причины, по подстрекательству тестя моего и в особенности тёщи, ея матери, Агриппины Васильевой, обвиняющих меня в каком-то разврате.
То есть молодые обвенчались, а потом тесть с тёщей прознали о том, что зять изменяет их дочке, да и забрали её обратно. По нынешним временам — ситуация, конечно, неприятная в житейском отношении, но в юридическом самая обычная. Не захотела жить с мужем — и ушла, её личное дело. Тогда было не так: мещанин Попов считал, что его законные права грубейшим образом нарушены.
Тесть мой и тёща не имеют уже того родительскаго права, какое имели до замужества дочери… Объявляя об этом полицейскому управлению, покорнейше прошу приказать тестю и тёще моим не удерживать жены моей и ныне возвратить её мне, поскольку супруги обязаны жить вместе.
При этом юридически подкованный мещанин прекрасно понимал: ему-то тоже могут предъявить претензии. Ведь супружеская неверность — серьёзное (хотя, что уж тут лукавить, очень распространённое) нарушение закона. Измена считалась, например, уважительным поводом для расторжения венчаного церковью брака — вариант «не сошлись характерами» тогда не проходил… Но Федоту было что ответить и на это.
Что же касается обвинения меня в развратной жизни, то это не есть основание к самовольному разлучению супружества, и, если тесть мой имеет на это какие-нибудь достаточные факты, может подать иск о расторжении брака. Но, если бы иск этот всё-таки и был им начат, то всё-таки до окончательнаго расторжения брака разлучение супружества не может быть, и они обязаны жить вместе.
Итак, 28 марта брошенный муж принёс в полицию это «объявление», но уже через 3 недели, 18 апреля, заявился туда же с новым. На этот раз он требовал не просто вернуть законную супругу, но и привлечь тестя с тёщей к уголовной ответственности!
В отстутствии моём и родителя моего, 13 числа сего месяца, пришли в нашу квартиру Васильев с женой своей, и самопроизвольно, с насилием против родительницы моей, заграбили всё имущество моё, а равно общее наше с женой Дарьей.
То есть Федот утверждал: когда его с отцом не было дома, на квартиру нагрянули тесть с тёщей. Они забрали какие-то вещи (вполне возможно, что приданное — подушки, перины, какая-то посуда и домашняя утварь; собирали всё это родители жены, но после заключения брака приданное считались уже имуществом мужа), и при этом применили насилие (толкнули? ударили? хватали за руки) к матери Федота, которая, очевидно, пыталась предотвратить «заграбление».
«Объявление» написано на дорогой бумаге, которая использовалась для подачи официальных прошений. Видите тиснение в левом углу листочка? Оно сохранилось за 150 лет!
Сына такое поведение возмутило, и он потребовал призвать бывших (хотя юридически ещё нынешних) родственников к ответу.
Находя подобное ограбление противузаконным, я вынужден покорнейше просить Орское уездное полицейское управление сделать распоряжение об отобрании имущества от Васильева, и вместе с тем подвергнуть виновных уголовной ответственности.
К сожалению, чем закончилось разбирательство, мы сказать не можем: полицейские сочли, что состава уголовного преступления здесь нет, а семейные дрязги — не по их части. 30 мая помощник уездного исправника (то есть начальника уездной полиции) выдал такое заключение:
Постановлено: в связи со введением в Орске мировых учреждений дело это производством прекратить и сдать своевременно в архив, о чём объявить чрез городового надзирателя Орскому мещанину Федоту Попову с пояснением, что, если он желает продолжить иск свой, то может вновь обратиться в судебно-мировые учреждения.
1916 год, Покровский женский монастырь. На заднем плане каменный храм, сохранившийся до сих пор, на переднем — деревянный, сгоревший в 1917. Фото из фондов Орского краеведческого музея
За помощь в подготовке материала автор благодарит директора Объединённого государственного архива Оренбургской области Константина Ерофеева, начальника отдела использования и публикации документов ОГАОО Ксению Попову и директора Орского краеведческого музея Галину Белову.
