Принято думать, что подлинная жизнь происходит где-то вдалеке — в столицах, в мегаполисах, финансовых и культурных центрах. На мой взгляд, это не так. Центр мира находится там, где человек живет, где он учится, работает, любит, рожает детей и, в конечном счете, переходит в мире иной. Таким образом, у Земли 7 миллиардов центров — по количеству людей, проживающих на нашей планете.
Поэтому каждому человеку небезразлично, что происходит непосредственно возле него, в том месте, где он родился и, как раньше говорили, в дело сгодился. Всем нам хочется жить в ухоженном благоустроенном городе, дышать чистым воздухом, спокойно заниматься своими делами и не думать о завтрашнем дне каждый час и даже каждую минуту. Хочется жить, а не выживать, как нынче.
Когда месяц назад, накануне выборов, заложили очередной «первый камень» онкологического диспансера (мы давали об этом новость), кто-то из наших читателей отозвался на сей счет примерно так: к чему бы нам диспансер, если бы в городе и регионе была нормальная экология. И он был прав. Следует устранить причину возникновения онкологических заболеваний, а не бороться с ее следствиями...
Данный стихотворный цикл складывался в течение нескольких месяцев. Поводом для его написания были разные события, порой даже не связанные между собой. Но ведь всем известно, что стихи не пишутся, — случаются или, как сказала Анна Ахматова,
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда...
Автор.
* * *
Рассеется, как пыль из-под колес,
непреходящей жизни постоянство,
и небо включит радужный насос,
выкачивая время из пространства.
И нолики пойдут, держа в горсти
краюшки неприкаянного края,
чтобы себе на крестик наскрести
в окрестностях расхристанного рая.
Как ростовщик, закрывший уши ватой,
чтобы вкусить оплаченный покой,
здесь повернулись небеса спиной
к земле, пред ними вечно виноватой...
* * *
голоса наши глуше глуше
наши глотки все суше суше
глухота наша движет души
не поем мы в душе и в душе
ни на озере ни на суше
ни в пивбаре ни в баре-суши
а слова наши моросят
заглушая шажки крысят
это крысы для них крысят
а крысята для крысенят
не глаза у нас а стекло
и в сердца стекло затекло
и глядим мы своим стеклом
на стеклянный мир за окном
и на нем стеклу вопреки
оставляют след коготки
оскудела у нас землица
не ложится в нее пшеница
сколько поле ни засевай
не рождается урожай
там восходят не колоски
а крысиные волоски
а слова наши моросят
заглушая прыжки крысят
это крысы для них крысят
а крысята для крысенят
* * *
Когда окончат онкодиспансер,
он будет никому уже не нужен,
и черный рак, скребясь по черным лужам,
засвищет после дождичка в четверг.
Когда начнут перинатальный центр,
рожать уже не смогут даже дети,
а кто здесь вымрет — эти или йети, —
потом наврет ученый гео-мэтр.
Придут ацтеки или ассирийцы,
в руинах орских роясь и роясь,
глазеть на одноразовые шприцы
и хохоча плевать в чужую грязь.
А где-то старый мистер или герр,
полузакрыв слезящиеся веки,
вздохнет о том, что унеслось навеки,
о юности своей — СССР...
Юрий Лифшиц.