Старый тополь

Человеческий разум имеет очень интересное свойство хранить в далеких своих уголках, словно в крохотных шкатулках, где люди привыкли прятать свои драгоценности, самые обычные воспоминания из жизни, а потом, через много-много лет, совершенно случайно воспроизводить их. Но, увы, не каждый, к кому внезапно приходят эти «призраки прошлого», способен увидеть в них что-то важное, разглядеть «дьявола в мелочах» и донести свои чувства, эмоции и переживания до людей вокруг.

Люди любят и ненавидят, дружат и враждуют, работают и ленятся, живут и умирают. Но сколько из них оставляют за собой след воспоминаний, по которому двигаются не только друзья и родственники, но и те, кто никогда не видел их, не жал им руки и не говорил «Здравствуй!» при встрече? Я думаю, что ответ очевиден. Однако не обязательно быть известным писателем, гениальным философом, выдающимся ученым или талантливым правителем, чтобы посеять семя добрых воспоминаний, которые, спустя некоторое время, разрастутся и превратятся в огромное дерево, привлекающее внимание даже тех, кто раньше не слышал о таком человеке, как ты.

Когда мы с родителями только переехали в новенькую квартирку, что находилась в спокойном спальном районе небольшого города под названием Орск, мне было не больше четырех лет от роду. Я еще очень многого не знал и не понимал, но некоторые события тех лет хорошо отложились у меня в памяти.

Довольно быстро мне удалось познакомиться со всеми соседскими ребятами, однако взрослые не особо привлекали мое внимание. Кроме совсем уже старенького дяденьки, проживавшего в той же многоэтажке, что и я. Запомнился он мне, наверное, тем, что всегда казался ужасно одиноким, хотя жил с любящей женой и имел неплохие отношения с соседями. Но, как мне кажется, сердце старика было наполнено болью и страданием, которые он тщательно старался скрыть.

Каждое утро Василий Иваныч, именно так звали нашего героя, выходил во двор, садился в тень, что падала от огромного старого тополя, и смотрел куда-то вдаль, в одну точку, не двигаясь. Старик сидел так целыми днями в любую погоду, никого не трогая, ничего не делая. Со стороны могло показаться, что его там и вовсе нет, будто он — часть природы, мелкая ее деталь, на которую люди так редко обращают внимание. Однако Василий Иваныч был, как и тот тополь, под тенью которого он проводил свое время в раздумьях.

Однажды мне посчастливилось послушать пару историй, что рассказывал старик. Был прекрасный, теплый летний вечер; солнце только собиралось зайти за горизонт, а Василий Иваныч начал свой рассказ, который сбежались послушать несколько соседских ребятишек.

— Эх-х-х... Вам, наверное, интересно, отчего я сижу здесь целыми днями? Почему веду себя так, будто я отшельник, что спустился с самых высоких гор, прожив там в полном одиночестве всю свою жизнь? — все молча смотрели на Василия Иваныча, а он, сделав вялый жест рукой, оглядел всех присутствующих и продолжил свой рассказ.

— Я прожил долгую жизнь, в ней было много хорошего, но, к моему большому сожалению, плохого было не меньше. Мне довелось участвовать в Великой Отечественной войне, пройти пол-Европы и остаться в живых. Смерть брезговала, отталкивала и обходила меня стороной. Я был рад этому. — старик сделал небольшую паузу, дрожащей рукой достал платок из переднего кармана рубашки, протер им свой морщинистый лоб и продолжил.- Однажды меня ранило в ногу осколком союзной гранаты. Парень, бросивший ее, первый раз участвовал в боевой операции. Мы сидели в окопе, с минуты на минуту враг должен был предпринять попытку прорыва нашей обороны.

— Гришка, ты не волнуйся, все будет хорошо. Самое главное, не высовывайся лишний раз. Понял? — сказал я ему.

Он кивнул мне, и в этот момент мы услышали пулеметную очередь. Началось настоящее сражение, к концу которого ни у меня, ни у моего юного товарища совершенно не осталось патронов. Гришка достал гранату, выдернул из нее чеку, привстал, выглянул из окопа и уже замахнулся, но глаза его наполнились страхом, рука дрогнула, а сердце, как мне показалось, уже в тот момент перестало биться.

— Гришка, бросай ее! Бросай, я тебе говорю! — крикнул я ему, а затем быстрым движением сбил его с ног и отбросил гранату в сторону. Она взорвалась прямо в воздухе, еще не успев упасть на землю. Нас засыпало землей, а несколько осколков попало мне прямо сюда, - Василий Иваныч задрал левую штанину своих брюк и ткнул пальцем в худую, морщинистую ногу. — Я сразу же потерял сознание от боли, а очнулся уже в госпитале. Рядом со мной сидела красивая девушка, она была чем-то опечалена, взгляд ее был устремлен в пол, руки сложены на коленях, а голова была чуть наклонена в сторону.

— Ой, вы очнулись, слава Богу! Я так переживала! Я молилась за вас каждый день! Я, я, я…— она замолчала, закрыла ладонями свое лицо и заплакала.

— Что с вами? Я ведь жив, не плачьте.

— Да, вы правы, извините, просто…, — она снова замолчала, вытерла рукавом своего свитера слезы и сказала мне, что Гришка был ее братом.

— Где он? Что с ним? Он жив?

— Он... Он погиб, его не удалось спасти, ранение от гранаты оказалось слишком серьезным. Врачи сказали, что в теле слишком много осколков, чтобы делать операцию, — она снова заплакала, а мое сердце сжалось так сильно, будто это я виноват в смерти Гришки. Мне казалось, что я мог спасти её брата, но не сделал этого.

Василий Иваныч привстал, осмотрел чистое, голубое, совершенно безоблачное, но уже не такое яркое, как днем, небо. Он будто пытался скрыть слезы, пару минут молчал, не смотрел в глаза слушателям, а затем продолжил тем же спокойным, добрым голосом.

— Эта девушка приходила ко мне каждый день, пока я находился в госпитале. «Прошу прощения, мне так стыдно, Вы приходите ко мне каждый день, но я до сих пор не знаю Вашего имени», - едва я успел выговорить последние слова, девушка ответила мне: «Евгения».

— Когда я выздоровел, она пригласила меня к себе в деревню, просила приехать, как только кончится война. Когда враг был побежден, оказалось, что мне некуда ехать – на месте родного дома осталась только «зола да слой дорожной пыли», — старик протер правой рукой свой подбородок, покрытый седой щетиной, и продолжил. — Так смерть обошла меня уже во второй раз, но был ли я рад этому? Конечно, нет! В тот день мне сразу вспомнилось предложение Евгении. Узнав маршрут, я отправился в деревню, где меня ждала будущая жена и мать моего ребенка. — Василий Иваныч слегка улыбнулся, но глаза его были, как и прежде, наполнены грустью и болью. — Через четыре года у нас родился мальчик, мы назвали его Ромкой. Он быстро вырос, стал настоящим мужчиной, помогал родителям, соседям, друзьям и никогда не впутывался в неприятности, — старик тяжело вздохнул. — Однако смерть пришла за ним, а не за мной. Ромка погиб еще совсем молодым, как орел, что только вылетел из родительского гнезда, едва успев расправить свои крылья, разбился о скалы и упал намертво, — в этот момент Василий Иваныч будто хотел встать и уйти, но, поморщив, а затем и вовсе опустив свое лицо, остался сидеть на том же месте, что и раньше. Он протер лоб и глаза рукавом рубашки, оставив на нем мокрый след не то от пота, не то от слез, что уже давно хотели вырваться наружу, чтобы прокатиться по его загорелым щекам и упасть на сухую, выжженную горячим летним солнцем землю. — Так смерть побрезговала мною уже в третий раз. Мы с Ромкой были очень похожи друг на друга, как настоящий отец и сын, — Василий Иваныч закашлялся, а затем сразу же задал вопрос, ответ на который, наверное, искал все эти годы, прямо под этим старым, как и он сам, тополем. — Так, может, старуха с косой просто ошиблась дверью? — старик замолчал, будто ушел глубоко в себя, а ребята, его верные слушатели, в числе которых был и я, начали расходиться по домам.

Прошло совсем немного времени, но небо уже покрылось звездами, а место солнца заняла жёлтая, почти идеально круглая луна. Я подошел к окну, взглянул в сторону старого тополя и увидел едва заметную, но такую знакомую фигуру Василия Иваныча, что так и остался сидеть, совершенно не двигаясь, на своем месте.

***

Прошел год. На дворе стояла теплая, солнечная погода. Только недавно отцвела сирень, дожди еще не успели надоесть местным жителям, а старик все так же, сидя под тополем, каждый день находился в раздумьях.

Однажды мы с ребятами так сильно были увлечены игрой в мяч, что не заметили, как Василий Иваныч куда-то пропал. Его действительно не было на своем месте, но особого значения никто этому не придал. Внезапно Олежка — маленький, пухлый соседский мальчишка — вскочил и вприпрыжку направился к аллейке, что тянулась от ближайшего магазина. Я повернул голову в ту сторону, куда бежал мой товарищ, и увидел седого, почти лысого, сгорбившегося старика. Это был Василий Иваныч. Он нес в своих худощавых, морщинистых руках хлеб, завернутый в целлофановый пакет. Олежка уже находился рядом и пытался достать, схватить и отнять покупку, однако старик поднял ее над головой, и на лице его изобразилась милая, добрая и совершенно безобидная улыбка. Я наблюдал за всем этим со стороны и не особо помню, чем все-таки закончилась эта сцена, но тепло, исходившее в тот момент от Василия Иваныча — человека, в чьих глазах невозможно было не разглядеть невыносимую боль, что разрывала и постепенно уничтожала его изнутри все эти годы – забыть не представляется мне возможным.

Через два года Василия Иваныча не стало. Он дождался своей смерти. «Старуха с косой» пришла в этот раз именно за ним. Она не ошиблась дверью, не побрезговала или, быть может, просто наигралась вдоволь и решила покончить с этим? Выбросить его, как надоевшую игрушку, как книжку, что была перечитана сотни раз и выучена уже почти наизусть? Нет, мне не нравится подобная теория. Я хочу верить в то, что Василий Иваныч все-таки нашел ответ на свой вопрос и решил, наконец, отправиться туда, где столько лет ждали его Гришка, Ромка и вся его семья.

Дмитрий Хананов