Во что превратилась речка Елшанка?

А речка всё также течёт... 

Задумка была интересная: сделать для отдыха трудящихся в центре Соцгорода водоем, где в жаркие летние дни середины 50-х годов прошлого века можно было бы купаться и загорать. Вокруг озера — фонари и лавочки для отдыха больших и маленьких орчан. Основным источником наполнения должна стать Елшанка, перегороженная плотиной.

Я не помню строительства этого ирригационного сооружения. Мне было пять-шесть лет. Хотя из бокового окна квартиры с третьего этажа вместе с родителями наблюдал за работой экскаваторов, за самосвалами, вывозящими грунт по булыжной мостовой. И даже с ребятней нашего многодетного коммунального дома по улице Станиславского, возможно, ходил играть на котлован. Память сохранила какие-то осколки детства, разбросанные далеко друг от друга.

Наш дом необычной архитектуры — три подъезда имеют четыре этажа, последний — пять, узнавался издали, аж с Гагаринского путепровода! Построенный пленными немцами в конце сороковых годов фиолетовый дом явно выделялся над соседними, рыжими, в два-три этажа.

И вот возле него и стадиона «Авангард» решили сделать городской водоем. Из рассказов отца узнал, что это была народная стройка. Руководители предприятий по просьбе городской администрации скинулись на благое дело: финансами, техникой, трудовыми ресурсами.

Часто вспоминаю августовский вечер, когда вместе с родителями и младшей сестрой оказался на озере, нынешнее место Гранд-отеля «Фортеция» — почему оно и в углублении. Взрослые во время шестидневной рабочей недели могли уделить внимание детям только ближе к вечеру.

По металлическому мосту бетонной плотины перешли на пологий берег. Справа оставался пыльный пустырь — наше ребячье футбольное поле, на нем теперь дворец спорта «Юбилейный». Нежаркое солнце опускалось за крыши домов. Мне было зябко. Мать расстелила большое светлое покрывало. Отец вошел в воду по пояс, побрызгался. Так делал всегда. Выросший в Старом городе возле Урала, хорошо плавал. Был спортивным, крепкого телосложением. Играл за город в волейбольной команде. Под водой мог находиться до полутора минут. Мать так и не научилась плавать, страх перед глубиной остался у неё на всю жизнь. Отец нырнул и неторопливо в размашку поплыл на другой берег. Расстояние было, как мне сегодня кажется, метров пятьдесят.

Я разделся до трусов. По острой гальке с трудом подошел к воде. Она была прохладной и мутной от глины, поднятой ногами купающихся. Ветерок бодрил. Мурашки побежали по телу. Мочить ноги выше щиколотки не хотелось. Да и мать запретила купаться, чтобы не простыл.

… Из-за ошибки в проекте озеро вскоре начало мелеть. Вода ушла. Труба в плотине, предназначенная для слива, забилась илом и мусором. Елшанка стала принимать свои прежние очертания. Через несколько лет заросла ивняком и осокой, заилилась. А мы, пацаны, каждый год до глубокой осени продолжали купаться ниже бетонной плотины. Потому что в Елоху, так мы почему-то называли Елшанку, сливалась вода из городской бани, расположенной в поселке ТЭЦ-1 на месте нынешней конторы Орскмежрайгаза. В бане не только мылись и пили пиво. ( Продавец качала пенящуюся жидкость из бочки пивным насосом в тяжёлые стеклянные кружки. Очередь терпеливо ждала. Зимой холодное пиво разбавлялось подогретым пивом из железного чайника, стоящего на электрической плитке. Не дай Бог, кто-то простынет! Греха не оберёшься!) Почти все женщины стирали в бане домашнее бельё — горячей воды в квартирах и близлежащих бараках не было. Приток из бани пацаны звали «Горячкой». (В посёлке Первомайском была своя Горячка, отработанная вода с комбината «Южуралникель». По разговорам — лечебная, с примесью металлов.)

– Пошли на Горячку!

И мы, человек двенадцать-пятнадцать мальчишек разного возраста, шли купаться и ловить рыбу. За подобные купания я сурово наказывался. Стоял на коленях в углу возле печки-голандки на горохе или получал чилигой по ногам и ягодицам. Мать была врачом, заведующей бактериологической лабораторией детской инфекционной больницы завода имени Чкалова и заботилась о моем здоровье. Но я постоянно нарушал запреты. Быть «маменькиным сынком» перед пацанами не хотелось. Плавал без трусов и не мочил голову. Благо, что самая большая глубина — по грудь. Дома мать прощупывала резинку в трусах — сухая. Да и волосы были грязными.

– На Елшанке был? Купался?

– Не-ет… В футбол играли на поле и казаки-разбойники.

Я врал нагло, глядя в добрые материнские глаза. Иногда случались проколы, когда родня заставала меня в воде. Без женского битья тогда не обходилось.

Елшанка-Елоха навсегда осталась для меня речкой детства. Позже написал песню на музыку Леонида Эйхингера. Первым исполнителем был Владимир Бобков, учитель физкультуры школы № 13, неоднократный лауреат и дипломант областных конкурсов патриотической песни «Красная гвоздика». Песню я назвал – «Речка детства». В ней всё — правда. Даже соловьи, которых в лесопосадке вдоль Елшанки гнездилось немало. Июньскими тёплыми ночами их трели влетали в открытые окна, до рассвета будоражили воображение и чувства. Что только они ни вытворяли, эти незримые певцы России! То в одиночку, то перебивали друг друга высоким стаккато или руладами-тремулами. Вдруг неожиданно замолкали в ожидании соперника, какой ритмический ход или коленце тот ещё придумает, чтобы самому повторить с вариациями…Кажется, те соловьи и пели-то лучше нынешних – чище, дольше, счастливей. Думаю, эти мысли от моего романтического мировосприятия или от ностальгического старческого волнения.

Здесь же, на берегах Елшанки, в зарослях лесопосадки, мы играли в индейцев: делали лук и стрелы из ивняка или веток деревьев. Строили шалаши из осоки, где отдыхали и обсуждали «боевые» действия своих племен. На шелковистой травяной полянке загорали, наблюдали за переменчивыми облаками. О чём-то думали и мечтали. Настроение в такие минуты было неземным, легким и радостным. Могли даже уснуть, хулиганов не боялись: их было мало, а нас, дружных — много! Ловили рыбу самодельными удочками. Но этой страстью я так и не заразился – терпения не хватает, удовольствия не получаю.

Часто в лесопосадке до полной луны и ярких холодных звезд, пока родители не позовут спать, мы пекли на костре картошку, захватив её из дома вместе с деревянными чурками для растопки титана в ванной комнате, где грели воду для купания и хозяйственных нужд.

…Так продолжалось до подросткового возраста, когда мы начали по-другому посматривать на девочек, когда во дворе на столе для игры в домино крутили стеклянную бутылочку, стеснительно и быстро целовали тех, на кого укажет горлышко. Начиналось воспитание чувств. Елшанка потеряла свою привлекательность и нужность… 

Но детство и юность промчались,

А речка все так же течёт,

В минуты глубокой печали

Забыть о себе не даёт.

Я к ней прихожу с чистым сердцем,

Как в милое детство мое, –

Ее добротою согреться

И силы набраться ее.

Сегодня на речку-сироту горько глядеть – обмелела, заилилась, замусорилась. Взгляд сам отворачивается в сторону – стыдно. Построенные коттеджи, запруды и сады-огороды перекрыли кислород родникам, которыми в верховьях питалась городская водная артерия. Слушать жалкий экологический лепет оправданья на разных уровнях власти нашим внукам и правнукам ещё придется долго. Есть проблемы поважней!

А нам, выросшим и полюбившим малую родину за счастливое босоногое детство, за маленькую речку и радость общения с небогатой уральской природой, за пение соловьев, остается только вспоминать. Память не заиливается, а, как родник, питает душу. Рождает вдохновение, полёт мысли. И с этим ничего не поделать, пока бьётся сердце, пока смотрят глаза и слышат уши. Жизнь идёт под камертон детства.

Спасибо тебе, Елшанка-Елоха,

За долгую верную дружбу твою.

Пусть годы идут и проходят эпохи,

Тебя я, как Родину, нежно люблю!

Авторство и фото: Валерий Тихомиров, член Интернационального и Российского союза писателей, Союза журналистов России, заслуженный работник культуры Орска.