Сейчас 
Ночью 
5019 
Два письма 30-х годов из орского архива
1934 год, подвоз стройматериалов на строительство Локомотивного завода (позже на этой площадке возникли ЮУМЗ и Мехзавод). Фото из фондов Орского краеведческого музея
В одной из предыдущих публикаций мы рассказывали о том, как в наших краях проводилось раскулачивание: в один день 1931 года в селе Губерля разом были высланы в неизвестном направлении 11 зажиточных (точнее, когда-то бывших зажиточными – к 1931-му у них практически ничего уже не осталось) казачьих семей. В каждом случае односельчане принимали решение: «лишить права голоса, имущество конфисковать и передать в колхоз, с поселка выслать».
Ну, с имуществом все понятно. С высылкой тоже более-менее ясно. А что значит «лишить права голоса»? Давайте разбираться.
Лишенцы – парии раннего СССР
Помните, Остап Бендер, отправив свой чемодан с неправедно нажитым миллионом в Наркомфин, одумался и кинулся этот чемодан забирать у почтовых служащих? «Пардон, - говорил он, - еще пардон! Пусти, тебе говорят, лишенец! Применяя таким образом политику кнута и пряника, Остап пробрался к центру…» Ну, и так далее. «Золотой телёнок», цитата из которого только что была приведена, написан в 1931 году – тогда это слово было оскорбительным. (Кстати, ругательство осталось и после того, как исчезли сами лишенцы: в «Джентельменах удачи» Доцент кричал Косому: «Ты куда шлем дел, лишенец?!»). Это звучало обидно, ведь лишенец – человек с самого дна, бесправный и презираемый.\
1936 год, строительство Соцгорода. Фото из фондов Орского краеведческого музея
Тут у современного человека может возникнуть недопонимание. Вот уж большое дело, скажет он – лишили права голосовать. У нас сейчас это право есть, да мало кто его использует, избирательные участки стоят пустыми… А тогда кого выбирать было? В бюллетень ведь вписывалась одна фамилия – либо «за» голосуй, либо «против», и в конечном итоге ничего это не решит…
Так-то оно так, но не только возможности ставить галочку напротив фамилии лишались эти люди. Они были обречены на нищету. На работу их принимали очень неохотно, а, если и принимали, только на самые низкооплачиваемые должности. При этом получали они за труд куда меньше, чем их коллеги, лишённые этого клейма. И денег им выплачивали меньше, и продуктовых карточек давали по низшей планке – а тогда ведь именно карточками жил народ, на деньги продукты можно было купить лишь на рынке, а там цены такие, что не разгуляешься… Ещё лишенцев без лишних объяснений выселяли из жилья, а детям отказывали в получении среднего, не говоря уж о высшем, образования. Их не принимали в профсоюзы. Они не могли быть ни поручителями, ни опекунами, не получали пенсий и пособий по безработице. Наконец, их попросту презирали и травили…
Пара документов из орского архива начала 30-х. Нужно заготовить дрова в декабре? Отправьте на рубку лишенцев. Три дня. На морозе. Пусть еду с собой возьмут — не кормить же их! Нужно ДК строить, а рабочих нет? Так кулаки-то на что?
В одной из горсоветовских папок, хранящихся в Орском филиале госархива. Мы нашли два интересных обращения к властям, написанных в начале 30-х, и ответы них. Опубликуем эти документ полностью, без сокращений, сохраняя авторскую орфографию.
«Есть лучше нас живут, и нет сирот таких, как у нас»
Первое письмо написала местная жительница, очевидно, молодая девушка. Судя по всему, их семья (отец, мать, четверо детей) когда-то жила в селе, но после смерти отца перебралась в город, где был куплен дом. Часть его сдавали квартирантам, на то и жили – еще старший сын работал, не уточняется где, и сама девушка подрабатывала, получая нерегулярное жалование.
Но отдельный дом, да еще и двухэтажный, не мог не привлечь внимания. Откуда такое богатство? В общем, семье назначили солидные налоги. Вообще, система налогообложения была тогда очень сложной и ориентировалась на классовую принадлежность плательщика. Например, все люди, занимавшиеся сельским хозяйством, платили сельхозналог; но члены колхозов – в разы меньше, чем «единоличники». Бешеные налоги платило духовенство – священники и муллы. Дохода после закрытия церквей и мечетей у них не было, а платить было необходимо. Неплательщики становились преступниками и шли под суд… А еще грозой «социально чуждых элементов» был культсбор. Считалось, что богачи, так долго пившие кровь трудового народа, должны вкладываться в развитие культурных учреждений. В каждом отдельном случае сумма налога могла быть разной, но почти всегда оказывалась неподъемной для плательщика. Так было и в этом случае.
Я, Данильченко Александра Степановна, дочь матери Данильченко, прошу вас ещё разобрать моё заявление. Было нам преподано налогу на дом культуры 100 руб. Сообщаю, что я такую сумму к этому числу внести не могу, потому что из имущества продать нельзя ничего, а жалование я получаю не ежемесячно. Но всё-же я думаю за мать уплатить эту сумму, только с рассрочкой. Потому что мать моя не чем не занимается, только имеет дом и сама находится почти на иждивении детей — старшего брата и меня. А потом ведь, сами посудите, мы уже 4 год живем без отца и ничем другим не занимались, окромя того, что брат работал да держали квартирантов, а какой доход получали из квартирантов, эти данные я вам подавала уже месяца два [назад]. Но почему-то до сих пор я не получила результата. И когда нам принесли культ налогу 100 руб., я приходила и просила, чтобы разобрали поданный мной материал. Но результата ещё нет. А почему с нас так много культналогу? Есть лучше нас живут, и нет сирот таких, как у нас – 6 лет да 9. И то им гораздо меньше! Я думаю, что это просто какая нибудь ошибка и прошу разобрать дело, поданное раньше и сейчас. А потом ещё у меня одна просьба. Я согласовалась с матерью, так как она уже старая, а детей её 6 и 9 лет я беру на своё иждивение, и её. А дом отдаём вам в пользу Горкомхоза [городской отдел коммунального хозяйства – аналог нынешнего УЖКДХТ]. Если срок истёк уплаты налога на дом культуры, то пусть дом покрывает этот налог. Потому что всё равно этот налог придется уплачивать мне, а не матери. А хотя и мать уплатит, то моими заработанными средствами. А если дом не покроет этот долг, то всёж уплатить всю сумму сразу нельзя, то с рассрочкой. Прошу разобрать это дело поскорее.
6. III. 1931 года
Поскорее разобрать это дело поручили депутатской группе 4-го квартала Орска. Что это за квартал, где он находился, сейчас сложно сказать, да это и не важно. Важно, что депутаты сделали вывод: прибедняются члены семьи Данильченко; в голодные годы эти кулаки нажились на людском горе, спекулируя хлебом, а теперь плачут. Да, имущества, нажитого нечестным путём, в доме уже не осталось, но не потому, что положение бедственное, а потому, что классовые враги нарочно все пораспродали, лишь бы Советской власти не досталось!
Про Данильченко говорится во второй части протокола. Первую тоже почитайте, она интересная: претензии лишенца Ильина депутаты сочли «полнейшим домогательством»
Хозяйство Данильченко является зажиточно-кулацким, облогалось индивидуальным налогом в 170 рублей. До сего времени осталась как злостная неплотельщица. Имущественное положение было крепкое. В голодный год было приобретено очень много имущества, как-то мягкая мебель и др. ценные вещи, и двух-этажный дом, и всё за хлеб.
Имелось ряд злостных неплатежей по сельхозналогу. Произведены неоднократные описи имущества даже ценного, но по неизвестным причинам досих пор не изъято и в настоящее время совершенно самовольно безправа разрешения изятия такового.
Сель-хозимущество как живой и мёртвый инвентарь растронжирен.
Ряд плотяжей по местному налогу не внесен. Под разного рода предлогов (с целью просьба о рассрочке и прочия оттяжки) оставшееся имущество совершенно сплавлено с целью уклонится от плотежа.
Депутатская группа считает злостным не плотельщиком по всем видам государственным и местным налогам, каковую необходимо раскулачить, отобрать дом в государство и лишить право голоса, как анти-советскiй элемент.
«Ещё прошу просмотреть списки лишенцев»
Второе письмо пришло в Орск из Нижнего Тагила. Писал его 25-летний трудополченец.
Тут нужно кратко объяснить, что же это значит. В 20-х и 30-х годах служба в Красной Армии считалась делом престижным. Это был своего рода «социальный лифт», как сейчас принято называть: молодой колхозник или городской чернорабочий мог пойти на службу, получить ряд льгот для себя и своих близких, приобрести специальность, а после службы устроиться на хорошую работу… Но красноармейцами становились только люди с безупречным прошлым. Те же, кто был так или иначе связан с «социально-чуждыми элементами», после мобилизации поступали в тыловое ополчение. Это было что-то вроде стройбата: ополченцы получали кирку, лопату, тачку – и использовались на самых тяжелых работах по всему Союзу. Наркомат обороны заключал договоры с другими наркоматами (тяжелого машиностроения, например, или металлургии) – и отправлял своих «бойцов» рыть котлованы или таскать кирпичи. Если красноармейцам давалась красненькая книжечка, то ополченцам – белая (отсюда и пошло выражение «белобилетник»). И на первой же ее странице красовалась унизительная надпись: «Лишён права защиты СССР с оружием в руках».
Питание и условия быта в ополчении было куда хуже, чем в армии, льгот же не было вовсе – лишенцы, какие уж тут социальные лифты…
Так вот: уроженец села Саверовка (оно и сейчас существует, находится между Орском и Гаем) был призван в Красную Армию, но вдруг без объяснения причин переброшен в ополчение. И прислал оттуда возмущённое письмо.
Настоящим прошу Орский Р.И.К. [районный исполнительный комитет] дать мне справку о том, лишён или нет я, Костенко Федор Игнатьевич, избирательных прав голоса. Если лишён, то приложите копию характеристики. Так как я, Костенко Ф.И., до 1929 г. проживал в Саверовском с/с Орского р-на. В 1929 г. уехал на производство, но, так как я рождения с 1909 г., то в 1933 году проходил призывную подготовку и был зачислен в части тылового ополчения.
Но, так как я, Костенко Ф.И., считаю себя зачисленным неправильно, то еще прошу просмотреть списки лишенцев. Если же я в них числюсь, то прошу вас дать мне выписку, как и зачто я лишён. Прошу не отказать моей просьбы и результат сообщить по следующему адресу: Урал. область, город Н.-Тагил, военный городок 34-го отдельного батальона У.Т.О. [управление тылового ополчения] Г.У.Р.К.К.А. [главного управления рабочее-крестьянской красной армии], 4-ая рота, 2-ой взвод.
2.VII. 34 г.
Орские чиновники порылись в своих бумагах и никаких указаний на то, что Костенко является лишенцем, не обнаружили. И перенаправили письмо в Саверовку: а ну как и вправду ошибка? Но саверовцы успокоили начальство: никаких тут ошибок. Семья Костенко уж 4 года как сгинула где-то в окрестностях Сыктывкара. Матёрые были враги – с чего бы это сыну служить в Красной Армии?
Справка дана Саверовским с/советом гр-ну Костенко Федору Игнатьевичу в том, что, так как его родители были раскулачены в 1930 году за исплотацию [эксплуатацию] и последние были выселены на жительство в Ком-Зырянскую область совсем семейством, а потому с/совет считает, что означенный также лишон избирательных прав, так как означенный является сын раскулаченного отца, и что Костенко Федор от родителей разделён небыл, на что и выдаётся справка.
20-е годы, Старогородской рынок. Фото из фондов Орского краеведческого музея
За помощь в подготовке материала автор благодарит Орский филиал Государственного архива Оренбургской области (директор Инна Ершова) и Орский краеведческий музей (директор Галина Белова).
