.....И все-таки Старостин был первым из орчан, кто сделал персональную выставку в Москве! Днём я пришёл к нему в мастерскую по заданию редакции. Сфотографировал. Что-то записал в блокнот. Проговорили до осенней темноты. В выставочном центре столицы возле гостиницы «Россия», где проживало множество иностранцев, ему выделили небольшую комнатку. Для всех работ не хватило стен. Акварели в паспарту придумал развешивать поперёк помещения на верёвках, прикрепляя прищепками. Договор с руководством галереи был однозначный – работы не продавать! Почему – не объяснялось. Нельзя – и всё тебе! Скорее всего из-за валюты, которая была под запретом. Для соблюдения порядка при входе посадили женщину-контролера. А как быть, если зрители через день пошли валом. Да ещё иностранцы, которым наш закон – не закон. Которые в любой стране покупают за валюту всё, что душа захочет. Вначале Старостин отказывался продавать, оглядываясь на охрану. Та строго блюла доверенный пост. Сделал контролёру подарок из шоколадок. Теперь, когда она видела «заинтересованных» зрителей, строго говорила:
– Виктор Васильевич, я немного отлучусь! Вы тут посмотрите за порядком!
Профессиональный художник, специально зашедший на выставку и удивлённый мастерством уральского любителя, по-дружески и без зависти сказал:
– Дёшево ценишь свой талант! Прибавь в два-три раза!
Что он и сделал. На место проданных работ развешивал из запасника. Да разве руководство не заметит пропажу, если она уже запомнилась. И надо-олго! Но обошлось... Правда, две работы пришлось подарить организаторам выставки. Благодарные зрители писали длинные восторженные отзывы. Одна из эмоциональных женщин подошла к орчанину:
– Покажите ваши золотые руки!
Старостин опешил. Протянул обе, покрытые с тыльной стороны экземой, которую заработал от масляных красок. Последнее время по совету кожного врача рисовал только акварелью. Женщина наклонилась и не спеша по очереди поцеловала руки мастера в багровых рубцах: «Спасибо вам огромное за талант!» Так было с ним уже не впервые... На заработанные деньги купил жене дорогие подарки и первый компьютер с небольшим экраном для дочери-студентки физико-математического факультета Орского пединститута. А ещё – холсты, хорошие краски и кисти. Для себя!
СОКРОВЕННОЕ
Начало 90-х годов ХХ века. Разгул демократии. Что запрещалось цензурой в СССР, как грязная вода, выбилось фонтаном из-под земли навстречу широкому зрителю и читателю. Среди всего наносного – эротика! Раньше её можно было купить только в поездах дальнего следования у глухонемых, а может, работающих под них. Они проходили по вагонам, молча клали свою продукцию на столы. Пальцами и кивком головы называли цену. При возвращении так же молча собирали деньги и остатки фотографий. Теперь всё стало можно в открытую! Выставки, публикации в газетах и журналах. Обнажённое женское тело оказалось не только произведением искусства. Проституция активно врастала в сознание населения.
Фотографы с горячностью начали снимать и выставлять обнажённую натуру. А девушки и женщины активно позировать. Раньше это было разрешено только прибалтам, – их культура ближе к Западу. Когда мы приехали в Оренбург для участия в областной выставке эротической фотографии, порадовались за своих землячек.
– Какие у вас бабы красивые!
Потом экспозиция проехала по городам Оренбуржья. Я с несколькими снимками в стиле ню пришёл к Старостину. Он постоянно оценивал мои работы, давал дельные советы по композиции, свету, фактуре. Помогал не только словом. После очередной своей персональной выставки в Гае помог разместить мою в том же выставочном зале. Постоянно бывал почётным гостем на всех вернисажах в Орске, Новотроицке. Говорил добрые слова. Под рюмочку моей «Творческой» и его фирменный чай мы беседовали об эротике, женщинах, работах. Вдруг Василич молча встал, ушёл в соседнюю комнату. Вынес скрученную половинку ватманского листа. Углём нарисована лежащая в полевых ромашках обнажённая женщина лет тридцати. Вспомнилась картина «Даная» Рембрандта, где художник написал свою жену. Вспомнилась фраза Корнея Чуковского: «От Данаи Рембрандта я умер от упоения!» Глядя на натурщицу Старостина я о-бол-дел! Какое красивое тело! На него можно смотреть до бесконечности без гадостных мыслей и чувств. Каждую складочку кожи чувствовать, как тихую божественную музыку – «Лунную сонату» Бетховена, которую в молодости разучивал на фортепиано. Стройные ноги с аккуратными ступнями, волнообразный изгиб бедра, аккуратный лобок, ровный живот с маленьким пупком, налитые стоячие груди с крупными сосками, улыбающееся задумчивое лицо и взгляд – глаза в глаза. Пронзает до мозга костей. Какой восторг жизни! Моя эротическая фантазия взыграла.
– Ты что-нибудь приукрасил?– Нет! Всё в натуре.– Познакомь.– Нет!
И хитро улыбается в пепельные усы.
– Замужем?– Да.– Не уноси, дай ещё посмотреть. Сама пришла?– Да!– Ты с ней спал?– Да.
Больше я не встречал таких совершенных женских тел – ни в жизни, ни на изо-фотовыставках. До сих пор оно перед глазами. Только не такое чёткое, как прежде. Но покажите эту работу среди сотен подобных, узнаю с первого взгляда! Далека от Рембрандта. Гра-фи-ка! Но какая сила воздействия на чувства, эмоции, мысли. В древности из-за любви и страсти к подобным женщинам Цезари убивали сотни людей, сжигали города. Поэты сочиняли стихи о Прекрасной даме и великие драмы. Слабые мужские натуры кончали жизнь самоубийством. «Красота – это страшная сила!» И это, по-моему, – далеко не шутка...
ЛЕЖБИЩЕ ТАЛАНТА
Квартиру на первом этаже он получил за активную творческую работу от тёзки – директора треста «Орскпромстрой» Виктора Григорьевича Зельцера. Узкий коридор с дверью в ванную и туалет. Маленькая кухня. Через узкий зал белая дверь в спальню. Всё загромождено необходимыми вещами. Коричневое пианино, на котором училась дочь. Диван – лежбище хозяина. Небольшой раздвижной стол со стульями. Стенка для одежды, посуды, книг. Самое ценное на ней – толстенные энциклопедии по истории мирового искусства, массивные альбомы мастеров живописи, которые никому домой не даёт – смотри и читай на месте, как в библиотеке. На стенах – большие авторские пейзажи.
Как-то директор треста «Орскпромстрой» предложил художнику поменять квартиру на бОльшую. На семейном совете – с правом решающего голоса главы – было решено: никуда не уезжать! Работа – рядом. У жены школа в десяти минутах ходьбы. До общественного транспорта и магазинов – рукой подать. А главное – тихий район. Пока мы в Василичем сидим за накрытым столом с закусками, Галина Константиновна готовит на кухне. Запахи – обалдеть! Но хозяйка комплексует.
– Мне кажется, сегодня пироги менее удачные, чем в прошлый раз. Или масло не то. Или дрожжи. Тесто хорошо не выстояло. Спешка всё.– Спасибо-спасибо! Всё очень вкусно! Не переживай!
Обжигаясь вкуснючими пирогами с мясом, поглощаем их под рюмочку-другую. Хозяйка изредка присаживается к столу. Глоток вина из фужера. Что-нибудь скромно перекусит. И опять на кухню. Художник вернулся из Находки. Друзья после замечательной выставки в Москве пригласили на северный пленер. Новые встречи, новая экзотика. Прожил там почти месяц. Сделал добротную выставку новых работ. Вдохновлён, радостен, счастлив. Глаза горят азартом. Говорит, говорит, вспоминает. Щедро улыбается, блестя своими и двумя железными зубами. Загоревшее лицо с седеющей бородой и усами аж светится... Хотя что-то в нём сломалось – не стало того юношеского задора, азарта, какой-то перспективы. Да и годы уже
– под шестьдесят.
Но «вреден Север для меня», как сказал Пушкин. Тридцатиградусные морозы, при которых орчанин рисовал, наградили сильной простудой. Это был толчок для онкологии.
Начал болеть. Одна операция, другая. Резко похудел. Но держался. Лежал дома на раздвинутом диване. Пил лекарства. В сотый раз рассматривал свои работы на стенах. Вспоминал места, события с ними связанные. Хотелось что-то исправить, добавить. Скучал по друзьям и общению. Звонит как-то вечером по домашнему телефону.
– Ты на меня обиделся что ли?– Не понял.– Почему в гости не приходишь?– Мы только три дня назад были.– Ну и что! Посидим. Поговорим.
Помню его шестидесятилетие вокруг домашнего стола. Приглашены немногочисленные родные и о-очень близкие друзья. Именинник выпивал по глотку спиртного. И незаметно для всех – таблетки. Мы с подругой-аккордеонисткой сочинили песню «Верный друг». Спели.
Добрый друг,
Верный друг,
Жив союз наших рук, –
Пусть же он никогда не прервётся!
Пусть картины твои,
Как мгновенья любви,
Всех согреют, как щедрое солнце.
У Василича глаза наполнились слезами. Наклонив седую голову с белой бородой и усами, смахивал в сторону незаметные капельки. Шмыгнул носом.
– Папа, ты что плачешь? – Дочь Наталья, преподаватель информатики политехнического института, с испугом и удивлением смотрела на отца. Слёз у него никогда не видела.– Когда для тебя напишут песню, посмотрю, как ты будешь себя чувствовать! – Сказал растроганно...
Конец апреля 1999 года. Длинный гроб, обитый красной тканью, с усохшим телом четверо мужиков с трудом просунули в окно и установили в кузов грузовика. В коридоре не развернуться. А безоблачное солнце шпарило по-летнему. Галина Константиновна во время прощания с мужем держала газету над его лицом. Как будто он мог почувствовать горячие лучи вечного светила, которое так любил всю свою энергичную жизнь. Главный художник мира – солнце – прощалось со своим подмастерьем!
Похоронен Старостин Виктор Васильевич на центральной аллее Первомайского кладбища. Рядом лежит супруга, с которой прожил тридцать четыре года. Памятник из коричневого мрамора заказывала дочь. О-очень красивый! Наталья Викторовна Старостина – член Союза художников России, преподаватель ИЗО детской школы искусств живёт в той же квартире. Постоянно делает собственные и отцовские экспозиции. Своими акварелями представляла Орскую зону в Центральном Доме художников на Всероссийской выставке в Москве! В библиотеке-филиале № 6 в память об отце сделала его персональную выставку из первых работ "Возвращение...". На открытии присутствовали родные, старые друзья, поклонники творчества незабытого таланта.
Пока нас помнят, мы – живы!
Валерий Тихомиров,член Интернационального и Российского союзов писателей, Союза журналистов России,заслуженный работник культуры г. Орска